ЛЕТО
Лето — солнечная пора!
В тучных, в шелковых травах степь
От душистых цветов пестра.
К полноводной реке аул
На кочевье пришел с утра.
Слышно ржанье коней в траве,
Как в лесу, их найдешь не вдруг:
Тяжко дышащих кобылиц
В воду с гиком загнал пастух;
Бьют хвостами они себя,
Отгоняют докучных мух;
К матерям жеребята льнут
Или скачут, резвясь, вокруг;
Стаи уток и лебедей
Осеняют крыльями луг...
Ставят девушки юрты; смех
На лукавых губах подруг;
Четких, плавных движений ритм
И мелькание белых рук...
Скот на пастбищах оглядев,
Успокоясь, помолодев,
Возвращается бай в аул,—
Аргамак его резв и сух.
Гости в юрту его сошлись,
Бьет ключом из сабы кумыс.
Остроумие в их кругу
Возбуждает кумысный дух.
И, наученный пастухом,
Мальчик к матери пристает,
Просит мясо и хнычет вслух.
Здесь не чувствуется жары;
Бай откинулся на ковры,
Над его самоваром — пар,
Словно облачка белый пух.
Бай кивком одобряет речь,
Говорить не желая вслух;
Но кивку его, лебезя,
Вмиг поддакивает весь круг.
С палкой, в белой рубашке, сед,
Аксакал издали спешит.
Он кричит: “Поверни стада!
Сторонись, не пыли, пастух!”
Может, баю придет каприз
Пригласить к себе на кумыс
Раболепнейшего из слуг.
Вот табунщики на лихих
Необъезженных вороных:
Утром сели они в седло,
А теперь уже день потух.
Вот охотники вдоль реки
По вечерним лугам спешат,
С каждым — сокол, как верный друг.
Ловкий хищник уходит ввысь
И разит — и седых гусей
Гонит вдаль от него испуг...
Аксакала томит недуг;
Жизнь прошла, не вернешь назад;
Байским шуткам издалека
Вторит старческим смехом он.
Только бай к его смеху глух...
ОСЕНЬ
Тучи серые, дождь недалек.
Осень. Голую землю туман заволок.
То ль от сытости, то ль, чтоб согреться, резвясь,
Стригунка догоняет в степи стригунок.
Ни травы, ни тюльпанов. И всюду затих
Звонкий гомон детей, смех ребят молодых.
И деревья, как нищие старцы, стоят
Оголенные, листьев лишившись своих.
Кожу бычью, овечью в кадушках дубят.
Чинят шубы и стеганый старый халат.
Молодухи латают дырявые юрты,
А старухи неделями нитки сучат.
Косяком потянулись на юг журавли.
Караваны верблюдов под ними прошли,
И в аулах — уныние и тишина,
А над степью осенней — одни ковыли.
Дуют ветры, становится все холодней,
Стужа мучает и стариков и детей.
Псы голодные ловят мышей полевых,
Не найдя, как бывало, объедков, костей.
Ветер пыль поднимает — над степью черно.
Осень, сыро. Но так уже заведено —
Плох обычай! — нельзя разжигать очаги,
В наших юртах теперь неуютно, темно.
* * *
Ноябрь — преддверие зимы, пора в аул, пора!
На летних пастбищах гремят холодные ветра.
Но чтоб окрестные луга до снега не топтать,
Бай держит стадо далеко от своего двора.
У бая много пастухов и юрта хороша,
А бедный мерзнет сам в степи, скотину сторожа;
Он квасит кожи и дубит их в ледяном чану;
Жена, бедняга, ткет чекмень, от холода дрожа.
И для ребенка нет костра, и в юрту натекло,
И улетучилось давно последнее тепло;
А старикам — совсем беда, ложись и помирай:
И пищи нет, и солнца нет, и ветер воет зло.
* * *
Уж если бай пока что бьет свой самый худший скот,
То где ж бедняк себе еды и топлива найдет?
Коль даст богатый полмешка сухого кизяка —
Благодари скорей его, семью его и род.
Пускай над степью снеговой буран гремит опять,
Ведь байский сын одет и сыт, ему тепло гулять.
И батрачонок целый день обязан быть при нем
И со слезами на глазах ублюдка забавлять.
Бай не поможет бедняку. Зачем его жалеть?
А если даст кусок — гляди, длинна у бая плеть.
Трудись, бедняк, проклятый долг сторицей возврати,
Ведь баю — жить, и богатеть, тебе — в могиле тлеть.
Печальна горестная жизнь голодных бедняков!
Владелец тысячных отар, верблюдов и быков,
Богатый бай, не будь скупцом, убийцею не будь!
Хоть эту зиму прокорми детей и стариков!
ЗИМА
В белой шубе, плечист, весь от снега седой,
Слеп и нем, с серебристой большой бородой,
Враг всему, что живет, с омраченным челом,
Он, скрипучий, шагает зимой снеговой.
Старый сват, белый дед натворил много бед,
От дыханья его — стужа, снег и буран.
Тучу шапкой надвинув на брови себе,
Он шагает, кряхтя, разукрашен, румян.
Брови грозно нависли — нахмуренный вид;
Головою тряхнет — скучный снег повалит.
Злится он, словно бешеный старый верблюд,
И тогда шестистворная юрта дрожит.
Если дети играть выбегают во двор,
Щиплет нос он и щеки им злою рукой;
В чапане, в полушубке дубленом пастух
Повернулся к холодному ветру спиной.
Конь разбить безуспешно пытается лед,
И голодный табун еле-еле бредет.
Скалит жадную пасть волк — приспешник зимы.
Пастухи, день и ночь охраняйте свой скот!
Угоняйте на новое место табун,
Не поспав — не умрешь, надо быть посмелей!
Все же лучше, чем волк, Кондыбай и Конай1.
Деду мы не дадим пировать средь степей!
ВЕСНА
Как весенней порою шумят тополя!
Ходит ветер, цветочною пылью пыля,
Все живое обласкано солнцем степным,
Словно мать и отец, рада наша земля.
И смеется и песни поет молодежь,
Да и старых по юртам ищи — не найдешь:
И со смертного ложа могли б их поднять
Песни, солнце, и ветер, и птичий галдеж.
На весеннем кочевье аулы сошлись,
В общей радости родственники обнялись,
А знакомые просто, шутя и смеясь,
Обо всем толковать по душам принялись.
Верблюжонка верблюдица громко зовет,
Блеют овцы, в кустах птичий гомон встает,
Мотыльки — над травой и в ветвях тополей,
Заглядевшихся в светлое зеркало вод.
Сколько птицы! В любом озерке и пруду
Тронь осоку — и лебедь пойдет в высоту.
Скачешь — смотришь, как спущенный сокол ручной
Из-под облака лебедя бьет на лету.
Возвращаешься — девушка крикнет: “Постой,
Покажи, что добыл, человек молодой!..”
И все девушки лучший надели убор,
И долины в тюльпанах, как пестрый ковер,
В приозерных низинах гремят соловьи,
И кукушки им отзываются с гор.
На верблюдах товары привозит купец,
У хозяев двоятся отары овец;
Тяжек труд земледельческий — вспашка, посев,
Но земля все ж сторицей воздаст под конец.
Благодатною радостью мир напоен,
Бесконечно украшен создателем он!
Материнскою грудью вскормила земля
Все, что солнцем зачал в ней отец-небосклон.
Как не верить нам, в милость природы-творца,
Если в мире весеннем щедрот без конца,
Если тучен наш скот, если вдоволь еды,
Если радостно бьются людские сердца?
Дух весны из тихони творит храбреца,
Стали щедрыми все, кроме злого скупца.
Все дивится ликующей силе земной,
Все живет, кроме черного камня-гольца.
Старики одряхлевшие, снега седей,
Согреваются, смотрят на игры детей;
В голубых небесах — певчих птиц голоса,
На озерах по заводям — крик лебедей.
В полночь — яркие звезды, большая луна.
Как же им не гореть, если полночь темна?
Но померкнут они, лишь наступит заря,
Животворного, ясного света полна.
Звезды прочь прогоняет невеста-земля,
Ведь жених ее — солнце, — о встрече моля,
Ждал всю ночь, и свидания час наступил,
И румянец зари покрывает поля.
Только ветер великих просторов земных
Долетит через тучи до звезд золотых
И расскажет, как счастлив с невестой жених,
Как весь мир согревается радостью их.
Ведь зимою земля, поседев добела,
Жениха своего терпеливо ждала.
И теперь она вновь, молода и светла,
Засмеялась, запела и расцвела.
Глянуть прямо на солнце — болеть слепотой.
Я, живущий великой его теплотой,
Только вечером видел, как сходит оно
В свой закатный веселый шатер золотой.
С остальными произведениями вы можете ознакомиться по ссылке: https://abaicenter.com/about-abai/verses-poems